Маджи вспыхнула, а он, как ни в чем не бывало, поднял с газона свой пиджак и зашагал к дому.

— Заниматься любовью можете где и с кем угодно, только не со мной! — крикнула она ему в спину.

Взмахом руки Никос дал понять, что слышал, но даже не оглянулся.

5

Маджи готова была убить его. Был бы под рукой нож — немедленно всадила бы ему в спину. Животное! Самоуверенный самец! Играет с ней, как кошка с мышкой!

Нет, он не стоит того, чтобы из-за него отправиться в тюрьму. Девушка поклялась найти способ досадить, вернее отомстить мистеру Костаки. И за себя и за всех слабовольных женщин, какой оказалась и ее Шейла. Она знала, как сделает это.

— Я должен извиниться перед вами, Маджи. — Темные глаза Никоса светились золотом в мерцающем огне свечей.

Они ужинали в небольшом французском ресторанчике, где Дороти заказала столик по случаю приезда сына. Она заранее радовалась как дитя чудесному вечеру втроем. Маджи же думала, под каким предлогом отказаться. А вышло все наоборот.

Мать и сын довольно долго разговаривали в гостиной, причем Маджи показалось, что на повышенных тонах. Оба были возбуждены, особенно хозяйка. В результате та наотрез отказалась от ресторана, сославшись на головную боль. В тот момент Маджи решила: видимо, Никос прав насчет макиавеллиевских наклонностей матери.

Как ловко Дороти проделала сей трюк — ушла в сторону, вынудив тем самым согласиться Маджи. И вот они здесь. Ужинают вдвоем при свечах, обмениваясь ничего не значащими фразами. Но то, что Никос Костаки вдруг попросит извинения, она уж никак не ожидала.

— Вы просите прощения? Невероятно!

— Пожалуй, — на удивление покорно отозвался он. — До сегодняшнего дня, пока матушка сама не рассказала, я не знал, что она вывихнула плечо и действительно нуждается в постоянной медицинской помощи. Нелепо делать тайну мадридского двора из того, что Дороти хочет жить самостоятельно. Я уважаю ее желание. И хотя вместе со мной ей было бы спокойней, настаивать не собираюсь. Из всей этой ситуации я четко понял: вы для матушки не приманка, чтобы заманить меня в ловушку, а естественная потребность иметь при себе опытную сиделку. Еще раз извините за мою неуместную в данном случае недоверчивость.

Уж не должна ли я чувствовать себя польщенной, коли этот кретин снимает с меня подозрение в заговоре? — подумала раздраженно Маджи. Он всерьез считал меня прожженной интриганкой, унижал, измывался, а теперь надеется, я прощу? Ну уж нет. Пусть получит что заслужил, красавчик!

Никос Костаки, одетый в черный смокинг, подчеркивавший его ладную фигуру, выглядел великолепно. Еще недавно девушка оробела бы, глядя на такого мужчину. Недавно — да! Но только не сейчас. Слишком хорошо она его узнала.

— Могу ли я расценить ваше молчание, Маджи, как прощение? — чуть усмехнувшись, спросил Никос. — Если так, то почему бы нам не начать с самого начала. — Он ласково накрыл ее руку, лежавшую на столе, своей. — Говорят, нельзя в одну и ту же воду войти дважды, но, может, попробуем и нам повезет?

— Почему бы и нет? — прошептала Маджи, ибо в ее голове зародилась столь смелая идея, что она поразилась собственной коварности. Ответив на его пожатие, опустив ресницы, робко добавила: — Хорошо. Попробуем.

Его карие глаза победно сверкнули.

— Отлично, тогда забудем все. Я приглашаю вас к себе.

Никос фактически силой поднял ее на ноги. Бросив несколько купюр на стол и не отпуская ее руки, вывел Маджи из ресторана и усадил в свой черный «ягуар».

Девушка внутренне кипела от такого властного обращения, но старалась не выдать себя. Ишь, как ему не терпится поскорее в койку, аж руки дрожат! Никос действительно с трудом совладал с ключом зажигания и завел мотор в то время, как Маджи исподтишка наблюдала за ним, с откровенным цинизмом оценивая его состояние. Даже заерзал, трусы, небось, жмут от перевозбуждения. Подавив отвращение к ненавистному ей мужчине, она сжала зубы и преднамеренно придвинулись к нему. Прислонила голову к широкому плечу и как бы ненароком коснулась его напряженного бедра…

Подъехав к дому, Никос молча высадил девушку из машины и проводил к лифту. Как только дверцы закрылись, он грубо обнял ее, сильно прижал к себе. Под натиском языка, проникшего ей глубоко в рот, она чуть не задохнулась. А когда мужские руки уверенно обежали все тело, ноги ее предательски ослабели.

К счастью, лифт остановился, дверцы раздвинулись.

— Никос, — тихо произнесла она, упираясь в его твердую грудь, — мы приехали.

— Слава богу! — простонал он, посмотрев ей в лицо потемневшими от страсти глазами.

В широком коридоре была только одна дверь, и Никос сунул слегка дрожащей рукой ключ в замок. Потом повернулся, обнял Маджи за талию и ввел в квартиру.

Девушка огляделась. Здесь было изысканно и уютно. Фотографии родственников, полотна признанных мастеров на стенах. Почетное место занимала картина, похоже, принадлежавшая одному из импрессионистов. Глубокие кожаные кресла и два дивана располагались так, что в них можно было наслаждаться теплом от камина и одновременно видом из окна. Шторы были раздвинуты, и весь Лондон казался как на ладони.

— Не могу поверить, что ты здесь, Маджи. — Глубокий голос Никоса прозвучал у нее за спиной, и она снова оказалась в его объятиях. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хочу. С того самого момента, когда на Крите ты сбила меня с ног, я жаждал одного — оказаться с тобой в постели.

Его губы осыпали легкими поцелуями ее глаза, щеки, кончик носа, все лицо. Маджи была потрясена такой нежностью. Чего-чего, а этого она никак не ожидала.

— Возможно, во мне говорило уязвленное самолюбие, и я хотел наказать тебя, взяв реванш на другом поле.

Губы Никоса ласково пробежали по ее шее, когда она откинула голову назад, пытаясь избежать жадного рта. Не получилось. От горячего поцелуя сердце девушки отчаянно забилось, и она едва не забыла, зачем пожаловала сюда.

— Наказать меня? — прошептала Маджи.

В наказании нуждается Никос, она должна помнить об этом, ни на секунду не расслабляясь!

— Знаю, знаю, глупая мужская гордость. Но когда мы оказались на острове, красота твоего тела, песчинки на нежной коже груди, то, как ты смутилась от моего прикосновения, — все это перевернуло меня. Сам не знаю, что произошло со мной. Я потерял покой. Мне даже стало наплевать на то, что ты — очередная ловушка, расставленная «заботливой» мамой. Я помимо воли, как на заклание, стремился попасть в нее. Помнишь, однажды на яхте ты явилась на ужин в этом же вечернем платье. Ты в нем умопомрачительна! Родственников и посторонних рядом с нами было слишком много. И мне не следовало бы при всех говорить, что ты нужна мне. Вырвалось само. Но я сказал тогда правду.

Он говорил взволнованно, искренне, нежно, и Маджи хотелось ему верить. Но в то же время точил червь сомнения. С его-то богатым сексуальным опытом немудрено научиться так бойко лгать. Она сама была свидетельницей тому, как на яхте Никос разделил свою постель с Элизабет. Вот в чем правда, а не в сладких речах, которыми можно заслушаться.

— Я пытался держаться подальше от тебя, но последние две недели, пока мы не виделись, превратились в ад. Я скучал по этим рыжим волосам и изумрудам глаз. Я думал о твоем теле в самые неподходящие моменты, пока сегодня не понял, что сойду с ума, если наши отношения не получат логического завершения и ты не станешь моей.

Маджи была опасно близка к тому, чтобы забыть, зачем она здесь, и только когда почувствовала, как Никос распускает молнию на спине платья, собрала остатки самообладания.

— Подождите, Никос, — произнесла она дрожащим голосом. — Вы сами сказали — наши отношения требуют логического завершения. Но брак — очень серьезный шаг. Вы уверены, что готовы сделать его? Вы же закоренелый холостяк!

— Брак? Кто, черт побери, говорит о браке?

Он отпустил Маджи и отпрянул назад, как если бы был поражен электрическим ударом.